Я работаю в Look At Media, куда входит издание The Village. В начале августа мы решили устроить себе вечеринку в Никола-Ленивце — архитектурном парке в Подмосковье. Я прилетела из Екатеринбурга в Москву, откуда мы пять часов добирались до деревни под Калугой на заказном автобусе. В парке я провела всего один день, чего никому не советую: лучше ехать туда дня на три, чтобы выспаться, компенсировать долгую дорогу и погулять по огромной территории национального парка.

Никола-Ленивец стоит на реке Угре, среди усыпанных стогами полей и разнотравья. Каждый год здесь проходит фестиваль «Архстояние», во время которого архитекторы строят посреди полей исполинские, многоэтажные, немыслимые объекты из дерева и металла. Большинство из них создал художник Николай Полисский, который занимается проектом с начала двухтысячных.

Внутри арт-парка нет обычных, рядовых построек. Скамьи, белоснежные палатки, будки для зарядки телефонов, хостел и домики подчиняются духу места, в котором находятся. Мы целиком заняли лагерь из палаток на дощатых помостах (я жила в палатке № 74, например), и эта ночь была самой комфортной из моих ночей на природе. В каждой палатке можно стоять в полный рост, не задевая потолок. В каждой есть две кровати с подушкой и одеялом на молнии, напоминающем спальник. В каждой есть тумба для вещей, полотенца, а снаружи — душевые, веранды для обедов и бюветы с питьевой водой. Почти всюду дотягивается вай-фай.

Дорожки в парке сделаны из деревянных настилов, везде указатели — не заблудишься. В полях и лесах, по которым обходишь фестивальные объекты, устроены ступеньки и мостики. Ночью и утром шёл ливень, и рано утром я обнаружила в лесу команду рабочих, которые наскоро сколачивали подобие деревянных паллет для размокших тропинок, чтобы туристы не запачкались. Всюду в парке ощущаешь незримую заботу, словно за тобой приглядывает кто-то большой и добрый.

Сейчас в Никола-Ленивце четыре десятка арт-объектов: одни запрятаны в чаще, другие возвышаются посреди полей и видны с дороги. Утром я взяла напрокат тяжелый велосипед и объездила главные. Чтобы увидеть остальные, придётся вернуться и вновь побродить по утреннему туману.

На въезде в национальный парк встречает «Бобур» — 22-метровая постройка то ли с щупальцами, то ли с раструбами саксофонов. Так Николай Полисский процитировал архитектуру центра искусств Помпиду в парижском районе Бобур с выставленными напоказ вентиляционными трубами. «Бобур» полностью сплели из лозы четыре года назад и понемногу его подплетают, отчего он по-прежнему пахнет свежим деревом. Внутри аккуратно разложены охапки метровых, по косой срезанных, веток. Шагаешь к нему по полю, заросшем клевером, пижмой, тысячелистником, иван-чаем, мотаешь головой и не веришь, что постройка реальна. А после поднимаешься по винтовой лестнице чудовищу на макушку и ощущаешь себя счастливым пятиклассником из повестей Крапивина, улизнувшим на полчаса в другое измерение.

«Вселенский разум» — постройка из научной серии Полисского, два полушария механического мозга, стоящего в окружении деревянных ленивецких ракет. Днём по извилинам ползают дети, а рано утром меж башен туристы занимаются йогой, словно совершая странный обряд.

«Ротонда» Александра Бродского больше других похожа на застрявший в угорской деревне космический корабль. Нижний ярус целиком состоит из деревянных дверей, что раньше стояли в разрушенных и заброшенных домах. Ночью можно немного сойти с ума, пытаясь отпереть каждую из них. А можно подняться на крышу, растянуться на влажных от росы досках и разглядывать августовское небо, пока не рассветёт.

Неподалёку от «Бобура» Николай Полисский построил триумфальную арку из белоснежных досок и проводов. Арка есть, а улицы нет, и города тоже.

Ещё одну арку из шестиметровых досок сложили архитекторы бюро Бернаскони, авторы любимого Ельцин Центра. Выглядит как тёмный мистический портал между полем и лесом — им и является.

В «Обитаемое вещество» можно залезть и переждать дождь. Лёгкое, светлое, полимерно-металлическое, оно прячется в сырой чаще. После ливня на этом участке было особенно скользко: я сохранила равновесие (своё и велосипеда), но лишилась пары сандалий.

Металлическая жар-птица, она же самовар, стоит на берегу пруда, где в грозу выглядит особенно грозно, а на фоне пьяно гутарящих рыбаков — комично и гротескно. Здесь, у пруда, сердце лагеря: пекут хлеб, готовят сырники из деревенского творога и странную сангрию из смеси портвейна, игристого и травяного ликёра.

Заметно, как Никола-Ленивец влияет на жизнь окрестных деревень. В такой глубинке жить бы хтони и унынию, но нет — вдоль дорог встречают бодро обшитые сайдингом домишки с цветочными клумбами, прибранные поля и выпившие, но гордые соседством местные.

В Москву возвращалась на такси и экспрессе: полтора часа до Калуги и еще два сорок до столицы. Много лучше, чем в горячем автобусе. В следующий раз так и поеду — а поеду точно.